Мария Могилина 60 Опубликовано: 1 июля 2012 Дурдом строго режима «Тихие Холмы» Мало кто знает, но в клинике имени Кащенко есть особый филиал для особых больных. Филиал этот называется «Тихие Холмы». Там попадаются разные персонажи – кто Пугачева, кто Борис Моисеев, кто вообще с Клинтоном поручкался в деревенском сортире. И в палате с бешено мистическим номером 44 лежала одна тяжко больная на все, что есть у здравомыслящего человека пациентка. - Как тебя зовут, деточка? – спрашивала старая санитарка баба Люся. - Хизер Мэйсон, - не мешкая отвечала девчоночка. - Ой, батюшки, что ж творится-то... Такая молодая и уже... – причитала баба Люся, вкалывая Хизер пять кубиков сульфазина. Хизер вздумала было рыпаться, но крутой препарат уже торкнул все конечности. - А тебя как зовут-то, болезная? – обратилась баба Люся к соседке «Хизер» по палате, бледной девахе с серыми глазами и волосами непонятного полуседого цвета. - Клаудия Вульф, - протянула деваха. – Вы не подскажете, где здесь... Рай строят?... А то мне туда... Я там вроде как главная была... - Ой, да что ж это творится-то, - пробурчала баба Люся, заправляя новый шприц для «Клаудии». – Баптисты проклятые, мало им по квартирам шастать, так они еще и молодежи голову задуряют. Ну, поворотись, Клавка! - Я не Клавка... Я – Клаудия... У Алессы спросите... – томно ответила пациентка. - Спрошу, спрошу! Обязательно спрошу! Идти-то недалеко – она вон в соседней палате лежит, суицидница проклятая, - буркнула баба Люся, вшпандорив «Клаудии» все пять кубиков. - Она не проклятая... Она – святая... – шептанула Клава и уснула сном коматозного младенца. Баба Люся еще раз убедилась, что обе пациентки спят спокойно, и вышла из палаты, надежно заперев ее на все четыре финских замка. Странного вида девушка – впрочем, за свои двадцать лет работы баба Люся уже отвыкла от иного – без цели шаталась по коридору. - Ты чего тут ходишь? А ну, марш в палату! Тихий час, как-никак! Или тебе искусственный тихий час устроить? – пригрозилась старая санитарка. Девушка отвела туманный взгляд от стены и задала потрясающий, но уже набивший бабе Люсе оскомину вопрос: - А вы кто? Санитарка вздохнула и закатила глаза. - Нет, ну сколько можно? Господи, да что ж это такое-то! То сбегают, то вены режут, то вообще в упор не узнают... - Извините, - раздался над ухом мужской голос. Баба Люся обернулась и увидела пациента из второй палаты – того самого, который при виде главврача орал, что его преследует какое-то чучело с пирамидой на голове. Старая санитарка, будучи ветераном работы в дурдоме, прекрасно помнила, как этот болезный пытался из ложки застрелить медсестру Валечку и при этом кричал, что у него кончились патроны. - Вы не видели здесь мою жену? Ее зовут Мэри. Возможно, вы встречали ее в этом городе, - вежливо произнес светловолосый мужчина. Баба Люся вздохнула. Город, ага. Соригинальничал блондинчик. Дурдом имени Кащенко городом еще никто не называл. Наверно, у американцев города такие. - А ты что ж, милок, - осторожно начала баба Люся. – Жену свою потерял? - Нет, - смутился пациент. – Понимаете, я получил письмо... - А, письмо это хорошо, - кивнула баба Люся, жестом указав непомнящей девушке стоять на месте по стойке «смирно» и беря мужчину под локоть. – Так говоришь, письмо? И что ж там написано? - Мэри писала, что ждет меня в этом городе... «Еще одна болезная», - догадалась баба Люся. - Ну так если писала - значит, ждет. - Так вы ее видели? - Видела, видела. Как не видеть. Приведи, говорит, мужа моего в палату, я его там ждать буду, - повела пациента к почему-то открытой нараспашку заветной двери баба Люся. Мужчина расцвел счастливой улыбкой. - Правда? Вы уверены, что это была именно она? - Точно, точно тебе говорю, - закивала баба Люся. – Она. Меря твоя. Блондин обалдело посмотрел перед собой, и баба Люся, воспользовавшись моментом, завела его в палату и крепко закрыла замки, чтобы предотвратить всякую возможность побега. - Фу ты, господи, среди придурков работать-то... – смахнула со лба пот старая санитарка и пошла выискивать уже скрывшуюся с места девушку. Девушка-шатенка сидела в углу и задумчиво чиркала спичками, глядя, как они догорают одна за другой. Она подносила огонек к стене и крайне удивлялась, почему штукатурка не вспыхивает. - Ты чего делаешь-то, окаянная? – ахнула баба Люся. – Ты ж нам всю больницу спалишь! Шатенка повернулась на голос санитарки и резко бросила: - Отдай мне нож. Отдай нож, Джеймс! «Щас. И нож, и топор, и гильотину – все сразу отдадим», - подумала баба Люся, пряча руку со шприцом за спину. - А на кой тебе нож? Что, родные консервы передали? А ведь предупреждали их – ничего, кроме... – тут баба Люся задумалась. - Да вообще ничего носить не надо, и тут неплохо кормят! - Отдай мне... Мама? – вдруг изменилась в лице девушка. Баба Люся обалдела от такого подхода. - Какая я тебе мама? - Как – какая? – с улыбкой спросила девушка. – Родная мама! «Господи, да за что ж мне такое наказание-то...» - мелькнуло в голове у ветерана психиатрического труда в то время, как руки уверенно всобачили Анжеле Ороско – а это была именно она – шприц сульфазина. Шатенка охнула от неожиданности и осела. - Мама, мамочка, прости меня, я больше не буду! – донесся из ближней палаты рыдающий мужской голос. Баба Люся положила ушедшую в нирвану девушку на стоявшую в коридоре кушетку и пошла разбираться с произошедшим. Длинноволосый рыжеватый мужчина прижимался к стене, слезно прося за что-то прощения. - Мамочка, прости меня, пожалуйста, я больше не буду! Я никогда-никогда больше не буду курить! Ну мама! - Чего беснуешься, волосатик? – поинтересовалась зашедшая в палату баба Люся. Мужчинка вздрогнул, взвился с места и обернулся к санитарке. Затем, увидев знакомое лицо, скривился в детском плаче. - Ты... Ты чегой-то? А? – пожалела «ребенка» баба Люся. – На вот... Возьми конфетку, пожуй... «Волосатик» ухватил протянутую ему конфету «Мишка на севере» и со слезами схрумкал. - Мама сказала... Что я плохой! – зарыдал мужчина. Баба Люся сокрушенно покачала головой. - Тебя как звать, дитятко? - Уо... Уо... Уолтер, - заикаясь, выговорил мужчина. – Уолтер Салливан я. - Уолтер, значит. Уолтер... – баба Люся обвела стену глазами. – Уолтер Палатыч? «Хе-хе. Уолтер Гастарбайтерович» - Не, - мотнул головой Уолтер. Растрепанные рыжие патлы взвились в воздух. – Не. Просто Уолтер. - Ну так вот что, Уолтер, - начала баба Люся. – Ты сейчас приляг, поспи... А там глядишь – проснешься, а мамка твоя уже и отойдет. Опять хорошим будешь. - П-правда? – недоверчиво спроосил пациент. - Правда, - кивнула баба Люся. – Ложись, спи. Уолтер поплелся к стоявшей у стены кровати и завернулся в одеяло. Баба Люся уже было собралась уходить, как из-под одеяла послышался голос мужчины. - Мама не поет мне колыбельную... «Ой ты, господи...» - мысленно простонала баба Люся и затянула больше похожую на отходную молитву колыбельную. Не успела она допеть до конца, как с кровати послышалось сонное посапывание. - Спи, спи, - шепотом сказала баба Люся и на цыпочках вышла в коридор, где опять-таки запечатала двери палаты на все замки плюс стальной засов. - ААА!!! Баба Люся подскочила на месте и побежала на крик, держа наготове запасной шприц. - Что случилось?! – запыхавшись, спроосила она, вбежав в палату с символичным названием 32, но какой-то умник нарисовал между цифрами нолик. Мужчина с каштановыми волосами отчаянно бился головой в окно. - Моя квартира! Она... Она заперла меня! Отсюда нет выхода, понимаете?! – выкрикнул он, ухватив ошалевшую бабу Люсю за руку и глядя ей в глаза. – Окна, двери... Все закрыто! Только одна дыра в ванной! Одна дыра! «Дыра? Так, стоп... Вот паразит!» - дошло до бабы Люси происхождение дыры в стене. - Ты что ж, гад такой... Ложкой бетонную стену ковырял?! – ахнула санитарка, выдергивая руку из хватики пациента. Мужчина закивал головой. - Понимаете, отсюда не выйти! Никак! Никак! Выхода нет абсолютно! Двери закрыты, окна забиты... - Слышь, касатик, - тихонько позвала его баба Люся, созерцая огромную, в человеческий рост дыру в стене. – Знаешь, что я тебе сейчас скажу? - Что? – удивился пациент. - А то, что тебе теперь отсюда действительно не выйти. Если выписка тебе когда и светила, то теперь у докторов к тебе интерес вернется, - вынесла вердикт баба Люся и позвала двух санитаров, Кузьку и Леньку, скрутить буйного копателя. Кстати, с санитарами выходила та еще история. Баба Люся не знала, откуда у Кузьки так много планов и блестящих идей, но заядлый алкоголик Кузьма Баров решил отметить значимый в России праздник – Хэллоуин. Костюм этот придурок долго не делал. Оделся в красный халатик, на голову какую-то фигню в форме пирамиды прицепил – и прошелся в таком виде по коридорам больницы. Эффект был непредсказуемый. Шествие Кузьмы болезные расценили как визит божества, а так как имя его спрашивали у бухого к тому времени в стельку Леньки – вместо Кузьмы Барова появился какой-то совсем не русский и совсем не американский Кзучилбара. Леньку, кстати, тоже канонизировали. Леня Вислов, одетый по примеру старшего товарища в желтый халатик, прозвали Лобсель Вис. У кого спрашивали его имя, баба Люся не знала. Под охраной этих двух дуболомов, баба Люся еще раз прошлась по коридору и отправилась на пост – туда, где два часа назад стоял телевизор. Но где-где, а в клинике имени Кащенко перемены стремительны и неуловимы. Тем более, если по коридорам шастают пациенты. Телевизор был занят. По непонятному каналу шел какой-то непонятный фильм. Баба Люся попала только под конец, но это ее и не разочаровывало – главное, что она успела к началу сериала «Ефросинья». Кучка пациентов столпилась у экрана, едва не влезая в телевизор, в самую гущу событий. Баба Люся обвела их взглядом, насчитав всего семь человек, и села к телефону. Фильм кончился. Под веселенькую музыку по темному экрану побежали титры. Пациенты клиники имени Кащенко ожили и начали расходиться. - Теперь я знаю, кто я, - раздался голос бывшей милиционерши. - И кто ж ты? – отозвалась баба Люся, заливая чашку с пакетиком чая кипятком. Милиционерша расплылась в довольной улыбке. - Я – Лори Холден! – объявила она. Баба Люся закатила глаза. - Вот только я не поняла... Я кто? Джодель Ферланд – или Лори Айерс? – задала вопрос суицидница Алесса Гиллеспи, приятельница строящей рай на земле Клаудии Вульф из 44 палаты. – В принципе, неважно... Главное, в кино попала. - Ой, болезные вы мои... – проохала баба Люся, отхлебнув немного чаю. Еще одна буйно помешанная обрела себе имя «Дебора Кара Ангер», попутно присвоив еще и имя «Элис Крайдж». Потом еще два подоспевших мужичонка расхватали свободные имена вроде «Кима Коатса» и «Шона Бина». Наконец, все пациенты разошлись по палатам. Просмотр фильма явно повлиял на истории их болезней. Баба Люся вздохнула, поставила пустую чашку на полку и приметила еще одного, видимо, самого тормозного больного. - Эй, милок! Ты чего там заседаешь? Все твои уже в палату пошли! – окликнула его баба Люся. Мужчина медленно обернулся и протянул: - Я тоже знаю, кто я... Но это так странно... Я б никогда не догадался, что это я... - И кто же ты у нас, бедолажка? – поинтересовалась санитарка. Пациент поднял голову и с радостной улыбкой возвестил ту самую вещь, от которой хватил инфаркт даже у закаленной бабы Люси. - Я – Рада Митчелл!!! 5 Ответить Цитата Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
tolyan366 91 Опубликовано: 9 сентября 2012 Сыровато, но, в общем, очень даже недурственно, продолжайте, ждём! Ответить Цитата Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
LidiaSecret 6 Опубликовано: 26 сентября 2012 Мне понра) 1 Ответить Цитата Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Room of Angel 4 Опубликовано: 30 марта 2013 Я угорала над этим добрых 3 часа Очень понравился конец;так и представила как Гарри Мэйсон, одетый в белый костюмчик психбольного,пуская слюну, заявляет, что он Рада Митчелл Ответить Цитата Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах